Чернокожий кивнул, будто бы и не сомневался. Потом неуловимым движением схватил меня за руку и ткнул в ладонь чем-то острым! От неожиданности, я чуть по морде ему не заехал! Остановило только то, что дальше он повел себя совсем уж неожиданно. Наклонился к ладони и стал дуть на крошечную ранку. Как мамка, когда ушибешься!

В полном обалдении я наблюдал, как из пореза поднимается капелька крови. И повисает в воздухе шариком. А сам порез затягивается на глазах и исчезает. Колдун берет пальцами мою кровь, будто бусину, и убирает к себе в торбочку.

— Дак джаат. — вынес он вердикт, отпуская мою руку. — Оранжиту.

Здорово. Человеком меня признали. По крови.

Профессор пребывал в таком же ступоре, что и я. Я так понимал, что у него появились сомнения, в том, что чернокожий просто сильный гипнотезер. У кого угодно бы появились! Таких фокусов в цирке не увидишь!

Очнувшись Терри тут же начал сыпать словами. Нашими и ихними и вовсе мне незнакомыми. Зато общий смысл был понятен. Ученый просил показать фокус еще раз и объяснить.

— Джат? Оранжиту? — протянул он руку чернокожему.

Тот кивнул и повторил те же действия, что проделал со мной. Мы вновь, с большими глазами и раскрытыми ртами понаблюдали за исчезающей ранкой и превращении капельки крови в шарик.

Закончив колдун неожиданно блеснул зубами и успокаивающе похлопал ученого по руке:

— Оранжиту. Яа.

“Будто кто-то сомневался!”

После ритуала, который установил нашу принадлежность к роду людскому, Касан повел нас спать. Развязал ноги — видать мы теперь пользовались доверием. Изобразил интернациональное похрапывание и поманил за собой.

— Гипноз? — первым делом спросил я у Терри, когда мы шагали за моряком.

— Возможно. — очень неуверенно ответил ученый. — Возможно и не было никакой раны и крови, а он просто заставил нас это увидеть. Как галлюцинации от курения опия.

Вот что за человек такой! За всеми этими событиями, я уже стал забывать о своей тяге к наркотику, а он взял и напомнил! И сразу же захотелось покурить!

Вслед за Касаном мы спустились под палубу. Он шел впереди и держал крохотный фонарь, который мало что освещал — только потеряться не давал. Балки какие-то, растянутые гамаки, в которых спали люди. Я пару раз запнулся: один раз о лавку, второй — о чье-то тело. Наконец доведя нас до пункта назначения, он указал на скамьи.

— Может мы лучше на воздухе? — выразил я сомнения. — Душно тут. Да и воняет!

Профессор кивнув, стал доводить нашу точку зрения до моряка. Тот кивал на каждое слово, но в конце вновь указал на скамьи. Настойчиво и, как мне показалось, с раздражением.

— Ладно. — наконец сдался Терри. — Может у нах с наступлением ночи выходят какие-то опасные хищники? И на воздухе просто нельзя оставаться. Остаемся здесь.

— Яа, Касан! — это уже нашему проводнику. — Остаемся здесь, яа.

Я уселся на скамью и стал прикидывать, как бы мне на ней уместиться лежа, чтобы не упасть. И услышал вскрик профессора:

— Эй! А это зачем?

Успел лишь обернуться и тут на меня навалился Касан и еще кто-то. Сильные, твари! Прижали к скамье и стали разводить руки в стороны. Как я не сопротивлялся, а силы были неравные.

Затем, так же неожиданно, моряки перестали меня держать и отступили в сторону. Я рванул к ним, намереваясь дать по морде хоть кому-то — и плевать на все эти контакты и сотрудничество! Но добраться не сумел. Левую руку дернуло назад.

Я оглянулся и обнаружил ее вставленной в металлический браслет. Цепь от которого уходила в темноту.

— Вы в порядке, Серт?

— Да, Терри! — не скрывая бешенства в голосе ответил я. — В полном! Меня посадили на цепь!

Глава 6

— Весла внутрь! — скомандовал Касан. И мы послушно потянули тяжелые эти бревна в трюм.

Наученный горьким опытом, я тут же ухватился двумя руками за весло и уперся ногами в пол. Галера шла на таран.

Мы попали в рабство. То есть: нас приковали к скамьям и заставили каждый день ворочать неповоротливые и тяжелые весла. Неожиданным вышло знакомство с новым миром! Со второго дня пребывания, все что мы о нем знали: постоянный сумрак гребного трюма, выматывающая работа, однотипная кормежка и побои. Теперь уже не частые, а вот в первые дни, когда команда избавляла нового раба от непокорности…

Даже губари, по моему, так не поступали.

Наши хозяева оказались пиратами. Не книжными, а вполне обычными морскими разбойниками. Они плавали вдоль береговой линии, по которой здесь и осуществлялось все судоходство, и грабили тех, на кого хватало сил. И сбегали от более сильных противников. Уже дважды на моей памяти, они бросались в погоню за другими кораблями. И вот тогда приходилось туго — грести нужно было на пределе сил. Да еще получая кнутом от Касана за нерасторопность.

Удар сотряс корпус нашего корабля. Меня кинуло вперед и ударило о весло. Не так сильно, как в первый раз, к счастью. Тогда я думал, что все ребра переломал.

— Весла наружу! — заорал Касан.

Наш пленитель оказался начальником над гребцами. И, кстати, не все они были рабами.

Кроме нас в трюме было еще десять рабов. Забитых, молчаливых, угрюмо двигающих весло, когда приказывали, и спавших, когда галера шла под парусом. Остальные садившиеся на весла люди были свободными членами команды. Они спускались в трюм, когда кораблю требовалась скорость. И уходили наверх сразу же как в них пропадала нужда.

После таранного удара, свободные гребцы похватали оружие и бросились на палубу. Над нашими головами уже шел бой.

Терри принял рабство проще, чем я. Чем очень меня удивил. Все-таки — аристократ, к такому обращению не привычный. Я ожидал от него бунта, а он послушно кивал на каждый приказ Касана. Когда спросил его об этом, он лишь покачал головой.

— А какой смысл здесь и сейчас показывать свой гонор, Серт? Мы же для них просто бесплатная мускульная сила. Будем вести себя не так, как они от нас ждут — просто забьют насмерть. Или выбросят за борт. В чем тут нам выгода? Делайте то, что они требуют и наблюдайте. Учите язык, в конце концов.

Я последовал его совету не сразу. Сперва попытался действовать по своему. Первая попытка добраться до горла Касана, когда он подошел слишком близко, закончилась неудачно — сломанный нос и два выбитых зуба. Вторая, — хотел придушить его сменщика Хирама цепью, — содранной до мяса кожи на спине и днем на солцепеке под мачтой. Третьей попытки я делать не стал. И решил послушать Терри: изображать покорность и учить язык.

Про рабство до этого этапа в жизни, я знал не очень много. Слышал, что в южных колониях оно процветает. Правда там эксплуататорами были белые люди из империи, а рабами — туземное население. Кто-то из товарищей, в колониях бывавший, рассказывал, что обращались с рабами хуже чем с рабочими у нас на заводах: морили голодом, били, насиловали. Тогда слушая эти истории я не особенно в них верил. Точнее, верил, но представить не мог. А вот теперь сподобился.

С палубы, прямо на мое весло, упал человек. Не из “наших”, но такой же смуглый и черноволосый. Все лицо у него было в крови. Он отчаянно цеплялся за скользкую поверхность дерева. Я чуть прокрутил весло и тот, соскользнув, упал в воду.

Пираты над нами не издевались. Если отстраненно взглянуть, можно даже сказать, что они были добры. Как к скотине, которую нужно кормить и давать отдых, чтобы она делала то, для чего рождена. Кнутом били, да, но опять же — без злости и желания унизить. Просто подгоняли, как им казалось, не слишком ретивых лошадок.

Делаешь свою работу — вот тебе миска распаренного зерна и мех с водой. Упрямишься, из узды рвешься — получай наказание. Могли и похвалить за хорошую работу. Как это сделал Касан, после погони за кораблем-жертвой. Видать, много наши пираты на нем награбили, раз он спустился в трюм после боя и поставил каждому рабу по кувшину с местным аналогом пива.

— Хорошо поработали, парни! — сообщил он тогда, пьяно покачиваясь. Будто бы у нас был выбор и мы могли работать плохо!